ПРОДОЛЖЕНИЕ

3. О практике в качестве критерия истины

Выявление практики в качестве критерия истины приписывается основоположникам марксизма, хотя в их трудах нет сколь-нибудь близкого выражения, которое можно было бы привести в подтверждение этого. Сие есть детище отечественных учёных обществоведов, рождённое ими в результате синтеза изречений Маркса и Энгельса на эту тему. Поэтому мы нигде и не найдём ни единой цитаты основоположников марксизма в доказательство того, что критерием истины является практика или, что одно и то же, практика есть критерий истины. Во избежание недоразумения привожу целиком две статьи из «Философского словаря»:

«КРИТЕРИЙ ИСТИНЫ (греч. kriterion – мерило для оценки ч.-л.) – средство проверки того или иного утверждения, гипотезы, теоретического построения и т. п. К. и. является общественная практика. Опытные научные теории получают свою фундаментальную проверку с помощью практики: в материальном производстве, в революционной деятельности масс по переустройству об-ва и т. п. Если теория успешно применяется на практике, это означает, что она является относительно истинной. Способы проверки той или иной теории на практике могут быть различными. Напр., те или иные положения в естественных науках получают свое подтверждение в эксперименте, связанном с наблюдением, измерением, с математической обработкой получаемых результатов. Иногда апробация гипотетической теории осуществляется через опытную проверку выводимых из нее логическим путем следствий (Гипотетико-дедуктивный метод). Часто практическая проверка осуществляется опосредствованным путем. Так, установление истинности утверждения путем логического доказательства в конечном счете опирается на практическую проверку некоторых исходных положений той или иной теории, к-рые в её рамках специально не доказываются. Однако проверка на практике научных теорий не означает превращения их в абсолют, научные теории развиваются, обогащаются, уточняются, некоторые их положения заменяются новыми (Абсолютная и относительная истина). Это связано с тем, что сама общественная практика, а следовательно, и способы сопоставления через практику научных теорий с действительностью постоянно развиваются, совершенствуются. Поэтому лишь развивающаяся общественная практика может полностью подтвердить или опровергнуть то или иное человеческое представление. Практика как К. и. впервые в теорию познания включена марксизмом. Совр. буржуазная философия не признает практики как К. и. или даёт его извращённое толкование (напр., прагматизм).
ПРАКТИКА – специфически   человеческая, сознательная, целеполагающая, целесообразная, чувственно-предметная деятельность. П. есть «материальная деятельность, от которой зависит всякая иная деятельность: умственная, политическая, религиозная и т. д.» (Маркс К., Энгельс Ф. Избр. соч. Т. 2. С. 65). Будучи материальной в силу своих предпосылок, средств и конечных результатов, она осуществляется людьми, обладающими сознанием, мышлением, знаниями и практически применяющими свои интеллектуальные способности. Поэтому П. есть единство субъективного и объективного, сознания  и  бытия,  опредмечивание  субъективного и распредмечивание   объективного (Опредмечивание и распредмечивание). Т. обр., ни одна деятельность, в т. ч. и духовная, не существует безотносительно к П. «Общественная жизнь,— писал  К.  Маркс, – является по  существу  практической»   (Т.   42. С. 266). П. – основа познания. На протяжении тысячелетий стихийно совершавшийся  производственный  процесс формировал  у людей элементарные знания в различных областях жизнедеятельности. Науки же подытоживали, осмысливали,   обобщали   данные   П., к-рая в дальнейшем включает в себя теоретическое знание и, претворяя его в   жизнь,   корректирует,   обогащает, развивает. Так складывается единство П. и практически освоенного научного знания  (Теория и практика). Ленин писал: «Практика выше (теоретического) познания, ибо она имеет не только достоинство всеобщности, но и непосредственной действительности» (Т. 29, с. 195). Домарксовские материалисты не понимали роли П. в познании, к-рое они трактовали как результат воздействия предметов внешнего мира на наши органы чувств. Диалектические идеалисты (Фихте, Гегель) высказывали догадки о примате П. по отношению к теоретическому знанию, но она сводилась ими в конечном итоге к духовной, деятельности. Только марксизм, доказав, что материальное производство является определяющей основой жизни об-ва, научно раскрыл значение П. в социальном развитии. Именно благодаря пониманию П. как первичной, осн. формы человеческой деятельности была научно познана специфика общественно-исторического процесса как реальности, существующей объективно, но не безотносительно к людям. Формы П. многообразны: материальное производство, изменение людьми социально-экономических условий их жизни и др. виды деятельности, материально преобразующие объекты. Многообразие форм практической деятельности, ее связь с познанием делают П. критерием истины – мерилом, позволяющим разграничить истину и заблуждение. Практическое подтверждение теоретических положений, научных предвидений доказывает их истинность. Высоко оценивая П., диалектический материализм отнюдь не абсолютизируют её. П. исторически развивается, изменяется; она подчинена объективным законам, ограничена наличными условиями. Поэтому Ленин подчеркивал, что «критерий практики никогда не может по самой сути дела подтвердить или опровергнуть полностью какого бы то ни было человеческого представления» (Т. 18, с. 145-146). По мере социального прогресса, развития социалистических общественных отношений возрастает значение общественно-исторической П. для науки, в т. ч. обществоведения, становящейся непосредственной производительной и социальной силой. Органическая связь науки и П.– один из существенных  элементов  концепции и стратегии перестройки и обновления социалистического общества на современном этапе» (Философский словарь / Под ред. Фролова. – 6-е изд., перераб и доп. М.: Политиздат, 1991 г., стр. 207, 358-359).

Итак, что мы имеем?
Из статьи «Критерий истины»: «Критерием истины является общественная практика. Практика как критерий истины впервые в теорию познания включена марксизмом. Современная буржуазная философия не признает практики как критерия истины или даёт его извращённое толкование (напр., прагматизм)».
Из статьи «Практика»: «Многообразие форм практической деятельности, её связь с познанием делают практику критерием истины – мерилом, позволяющим разграничить истину и заблуждение».
И в обоих статьях эти положения не подтверждены ни единой ссылкой на первоисточник, хотя другие положения изобилуют ими.
Весьма нелепо и утверждение:

«Домарксовские материалисты не понимали роли практики в познании, которое они трактовали как результат воздействия предметов внешнего мира на наши органы чувств. Диалектические идеалисты (Фихте, Гегель) высказывали догадки о примате практики по отношению к теоретическому знанию, но она сводилась ими в конечном итоге к духовной, деятельности. Только марксизм, доказав, что материальное производство является определяющей основой жизни общества, научно раскрыл значение практики в социальном развитии» (См. выше).

Не знаю что больше подвигло отечественных учёных обществоведов на эти высказывания: толи их лизоблюдство, толи их невежество. Судя по содержанию «Российского энциклопедического словаря» за 2001 год и «Новейшего философского словаря» за 2003 год в которых нет ни статьи «Критерий истины», ни статьи «Практика», могу лишь предположить, что: больше подвигло отечественных учёных обществоведов на эти высказывания второе «либо», т.е. их невежество.

А как обстоит дело по рассматриваемому вопросу у основоположников народничества?
Очень хорошо! Настолько хорошо, что остаётся только развести руками, глядя на невежество отечественных учёных обществоведов. Цитирую:

«Итак,  наука  в последнее время дошла до необходимости строго различать истинные  потребности  человеческой  природы,  которые  ищут  и  имеют право находить   себе   удовлетворение   в   действительной   жизни,   от  мнимых, воображаемых  потребностей,  которые  остаются и должны оставаться праздными мечтами.  У  г. Чернышевского  несколько раз встречаем беглые намеки на эту необходимость,  а  однажды  он  даёт  этой  мысли  даже  некоторое развитие. "Искусственно  развитый  человек (т.е. испорченный своим противоестественным положением  среди  других  людей) имеет много искусственных, исказившихся до лживости,    до    фантастичности    требований,   которым   нельзя   вполне удовлетворять,  потому что они в сущности не требования природы ero, a мечты испорченного   воображения,   которым   почти   невозможно  и  угождать,  не подвергаясь   насмешке   и  презрению  от  самого  того  человека,  которому стараемся  угодить,  потому  что  он  сам  инстинктивно  чувствует,  что его требование не стоит удовлетворения" (стр. 82).
Но  если  так  важно  различать мнимые, воображаемые стремления, участь которых  -  оставаться смутными грезами праздной или болезненно раздраженной фантазии,  от  действительных  и  законных потребностей человеческой натуры, которые  необходимо  требуют  удовлетворения, то где же признак, по которому безошибочно  могли  бы  мы  делать  это различение? Кто будет судьею в этом, столь  важном  случае? - Приговор дает сам человек своею жизнью; "практика", этот    непреложный    пробный    камень    всякой   теории,   должна   быть руководительницею  нашею  и  здесь.  Мы  видим,  что  одни  из наших желаний радостно  стремятся  навстречу  удовлетворению, напрягают все силы человека, чтобы  осуществиться  в  действительной  жизни,  -  это истинные потребности нашей   природы.   Другие   желания,   напротив,  боятся  соприкосновения  с действительною  жизнью,  робко  стараются  укрываться  от  нее в отвлеченном царстве   мечтаний  -  это  мнимые,  фальшивые  желания,  которым  не  нужно исполнение,  которые  и  обольстительны  только  под  тем  условием, чтоб не встречать  удовлетворения  себе,  потому  что, выходя на "белый свет" жизни, они  обнаружили  бы  свою  пустоту  и непригодность для того, чтобы на самом деле  соответствовать  потребностям  человеческой  природы  и  условиям  его наслаждения  жизнью.  "Дело  есть  истина  мысли".  Так,  например,  на деле узнаётся,  справедливо  ли  человек  думает  и говорит о себе, что он храбр, благороден,  правдив.  Жизнь  человека  решает,  какова  его  натура, она же решает,  каковы  его стремления и желания. Вы говорите, что проголодались? - Посмотрим,  будете  ли  вы  прихотничать  за  столом.  Если вы откажетесь от простых  блюд  и  будете  ждать,  пока приготовят индейку с трюфелями, у вас голод  не  в желудке, а только на языке. Вы говорите, что вы любите науку, - это  решается  тем,  занимаетесь  ли  вы  ею.  Вы  думаете,  что  вы  любите искусство?  Это решается тем, часто ли вы читаете Пушкина, или его сочинения лежат  на вашем столе только для виду; часто ли вы бываете в своей картинной галерее,  -  бываете  наедине,  сам с собою, а не только вместе с гостями, - или  вы  собрали  её  только  для  хвастовства  перед  другими и самим собою любовью   к  искусству.  Практика - великая разоблачительница обманов  и самообольщений  не  только  в практических делах, но также в делах чувства и мысли.  Потому-то  в  науке  ныне  принята она существенным критериумом всех спорных   пунктов.  "Что  подлежит  спору  в  теории,  на  чистоту  решается практикою действительной жизни"» (Чернышевский Н.Г. Избранные эстетические произведения / Авт. Вступ. Статьи и коммент. У.А. Гуральник. – 2-е изд. – М.: Искусство, 1978 г., стр. 184-185).

Так писал Чернышевский в «Авторецензии» к своей диссертации «Эстетические отношения искусства к действительности», опубликованной в 1855 году в шестом номере «Современника» (сама диссертация была напечатана в типографии Петербургского университета 3 мая 1855 года, а 10 мая 1855 года состоялась её защита). Из сказанного им явственно следует, что далеко не основоположники марксизма, и даже не основоположники народничества обратили внимание человечества  на практику как критерий истины. Но если уж и выбирать между ними, то несомненное первенство здесь принадлежит основоположникам народничества.

4. Об отношении бытия к сознанию

В предисловии к своей работы «К критике политической экономии» Маркс следующим образом указал на взаимосвязь бытия и сознания:

«Не сознание людей определяет их бытие, а наоборот – их общественное бытие определяет их сознание» (К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч. Изд. 2-е. Т.13, стр. 7).

С тех пор, по крайней мере, в нашей стране, в обиход вошло выражение «Бытие определяет сознание» в качестве одного из достижений марксистской мысли.
На самом деле, выше сказанное Марксом ущербно. Понятие «бытие» охватывает всё многообразие мира. Сознание часть мира, а, значит, сознание является одной из форм бытия. Следовательно, выражение «Бытие определяет часть бытия» - нонсенс.
Куда вернее сказано на сей счёт у Чернышевского. Например, в той же, ранее приведённой цитате из его «Авторецензии», где прямо говорится:

«Жизнь  человека  решает,  какова  его  натура, она же решает,  каковы  его стремления и желания» (См. Выше).

В дальнейшем Чернышевский не раз возвращается к этому. В 1860 году, в «Замечаниях на последние четыре главы первой книги Mилля»  в разделе «(С.) Трехчленное распределение продукта (гл. Xi - Xvi), он говорил следующее:

«Но все понятия и знания отдельного человека приобретены только благодаря общественной обстановке. Лишённый всякого её содействия, человек остается дикарем, более похожим на животное, чем на человека. Из этого следует, что каждый отдельный человек должник общества за своё умственное развитие. Если же мы перейдем к техническим искусствам и применим сюда принцип о принадлежности результата лицу или собранию лиц, создавшему этот результат, мы увидим, что все находящиеся в отдельном человеке производительные знания принадлежат обществу, вложившему их в него» (Н.Г. Чернышевский. Собр. соч. в 2-х томах. Т. 2 – стр. 133-134).

5. О материалистическом понимании истории

Согласно общепринятому мнению:

«Основные положения исторического материализма были сформулированы Марксом и Энгельсом в 40-х годах XIX в., в период, когда капитализм достиг сравнительно высокой ступени развития и достаточно резко обнаружил свои внутренние противоречия, когда на арену самостоятельной политической борьбы выходил пролетариат. В этой обстановке обоснование материалистического понимания истории отвечало глубоким закономерностям общественного развития, жизненным потребностям человечества. Марксистское учение об обществе озарило светом научной мысли путь борьбы рабочего класса в союзе с непролетарскими трудящимися массами за революционное преобразование мира, за ликвидацию капитализма и победу коммунизма.
Маркс и Энгельс показали полную несостоятельность идеалистических воззрений на историю, которые господствовали ранее во всех течениях общественной мысли. Ими был отвергнут исторический идеализм Гегеля, согласно которому в основе общественного развития лежит якобы мировой разум (надчеловеческое, потустороннее сознание); неуклонным восхождением этого мирового разума с низшей ступени на высшую определяется будто бы и поступательное развитие человеческого общества. В то же время основоположники марксизма преодолели идеалистические взгляды на историю домарксовских материалистов, включая и Фейербаха, которые общественную жизнь и ход её развития ставили в прямую зависимость от сознания людей, от действия тех или иных выдающихся личностей, способных будто бы по своей воле и желанию направлять развитие общества.
Маркс и Энгельс доказали, что не духовная, а материальная жизнь людей является определяющей силой общественного развития. Ф. Энгельс говорил: «Подобно тому как Дарвин открыл закон развития органического мира, Маркс открыл закон развития человеческой истории: тот, до последнего времени скрытый под идеологическими наслоениями, простой факт, что люди в первую очередь должны есть, пить, иметь жилище и одеваться, прежде чем быть в состоянии заниматься политикой, наукой, искусством, религией и т. д.; что, следовательно, производство по посредственных материальных средств к жизни и том самым каждая данная ступень экономического развития народа или эпохи образуют основу, из которой развиваются государственные учреждения, правовые воззрения, искусство и даже религиозные представления данных людей и из которой они поэтому должны быть объяснены, – а не наоборот, как это делалось до сих пор» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 19, стр. 350—351).
Благодаря открытию материалистического понимания истории были устранены два главных недостатка прежних исторических теорий. Во-первых, поверхностный подход к рассмотрению исторической деятельности людей, при котором учитывались лишь идейные мотивы этой деятельности, но оставлялись без внимания материальные причины, которыми эти мотивы обусловливаются; во-вторых, непонимание решающей роли народных масс в истории» (Марксистско-ленинская философия. Исторический материализм. Изд. 6-е, доп. М., «Мысль», 1977 г., стр. 4-5).

По логике вещей, коли основные положения исторического материализма и в самом деле были сформулированы Марксом и Энгельсом в 40-е годах XIX века, то и доказательство сему следовало привести из  сказанного ими в указанный период. Вместо этого приводятся слова Энгельса, сказанные им в надгробной речи на могиле Маркса в 1883 году. Почему?
Потому и только потому, что до того времени, ни Маркс, ни Энгельс нигде конкретно не высказывались в этом духе. До этого времени все их рассуждения на эту тему носили неопределённый характер. Отсюда и несостоятельность отечественных учёных обществоведов привести более раннее высказывание основоположников марксизма в защиту того утверждения, что основные положения исторического материализма были сформулированы Марксом и Энгельсом в 40-х годах XIX века.

Неужели до основоположников марксизма никто таки и не знал, что материальная жизнь людей является определяющей силой общественного развития; что  тот простой факт, что люди в первую очередь должны есть, пить, иметь жилище и одеваться, прежде чем быть в состоянии заниматься политикой, наукой, искусством, религией и т. д., был скрыт до последнего времени под идеологическими наслоениями?
Конечно нет. Для основоположников народничества это не составляло никакой тайны. Ещё в 1856 году, в шестом номере «Современника» Чернышевский журя историков в апатичности, в отсутствии у них любознательности, стремления к выявлению и решению насущных вопросов современности сетовал на то, как мало внимания они уделяют материальным условиям быта, играющим едва ли не первую роль, составляющих коренную причину почти всех явлений в жизни человека, общества:

«Жизнь рода человеческого, как и жизнь отдельного человека, слагается из взаимного проникновения очень многих элементов: кроме внешних эффектных событий, кроме общественных отношений, кроме науки и искусства, не менее важны нравы, обычаи, семейные отношения, наконец, материальный быт: жилища, пища, средства добывания всех тех вещей и условий, которыми поддерживается существование, которыми доставляются житейские радости или скорби. Из этих элементов только немногие до сих пор введены в состав рассказа о жизни человечества. Так называемая политическая история, то есть рассказ о войнах и других громких событиях, до сих пор преобладает в рассказе историков, между тем как на деле она имеет для жизни рода человеческого только второстепенную важность. История умственной жизни, да и то только в тесном кругу немногочисленных классов, принимающих деятельное участие в развитии наук и литературы, одна только разделяет с политическою историею право на внимание автора,— да и только в немногих сочинениях, до сих пор остающихся редкими исключениями в массе исторических книг; да и тут она играет второстепенную роль. История нравов обращает на себя еще гораздо менее внимания. О материальных условиях быта, играющих едва ли не первую роль в жизни, составляющих коренную причину почти всех явлений и в других, высших сферах жизни, едва упоминается, да и то самым слабым и неудовлетворительным образом» (Чернышевский Н.Г. Соч. В 2-х томах. Т. 1, стр. 315).

Затем читаем в работе Чернышевского «Антропологический принцип в философии» опубликованной  в 1860 году, в «Современнике» №№ 4, 5:

«Психология говорит, что самым изобильным источником обнаружения злых качеств служит недостаточность средств к удовлетворению потребностей, что человек поступает дурно, то есть вредит другим, почти только тогда, когда принужден лишить их чего-нибудь, чтобы не остаться самому без вещи для него нужной. Например, в случае неурожая, когда пищи не достаточно для всех, число преступлений и всяких дурных поступков чрезмерно возрастает: люди обижают и обманывают друг друга из-за куска хлеба. Психология прибавляет также, что человеческие потребности разделяются на чрезвычайно различные степени по своей силе; самая настоятельнейшая потребность каждого человеческого организма состоит в том, чтобы дышать; но предмет, нужный для её удовлетворения, находится человеком почти во всех положениях в достаточном изобилии, потому из потребности воздуха почти никогда не возникает дурных поступков. Но если встретится исключительное положение, когда этого предмета оказывается мало для всех, то возникают также ссоры и обиды; например, если много людей будет заперто в душном помещении с одним окном, то почти всегда возникают ссоры и драки, могут даже совершаться убийства из-за приобретения места у этого окна. После потребности дышать (продолжает психология) самая настоятельная потребность человека — есть и пить. В предметах для порядочного удовлетворения этой потребности очень часто, очень у многих людей встречается недостаток, и он служит источником самого большого числа всех дурных поступков, почти всех положений и учреждений, бывающих постоянными причинами дурных поступков. Если бы устранить одну эту причину зла, быстро исчезло бы из человеческого общества, по крайней мере, девять десятых всего дурного…» (Чернышевский Н.Г. Соч. В 2-х томах. Т. 2, стр. 195-196).

Спустя четыре года, Чернышевский, будучи в Петропавловской крепости, в «Примечаниях к переводу «Введения в историю XIX века» Г. Гервинуса», приведя мысль Т. Бокля о том, что «история движется развитием знания», сопроводил её следующим замечанием:

«Если дополним это верное понятие политико-экономическим принципом, по которому и умственное развитие, как политическое и всякое другое, зависит от обстоятельств экономической жизни, то получим полную истину: развитие двигалось успехами знания, которые преимущественно обуславливались развитием трудовой жизни и средств материального существования» (Чернышевский Н.Г. Примечания к переводу «Введения в историю XIX века» Г. Гервинуса // Полн. собр. соч. Т. 10, стр.. 44).

В свою очередь Бакунин в 1867 году, в работе «Федерализм, социализм и антитеологизм» предложенной им Центральному комитету Лиги мира и свободы, членом которого он был, говорил:

«С тех пор как Революция ниспослала в массы свое евангелие не мистическое, а рациональное, не небес¬ное, а земное, не божественное, а человеческое, — свое евангелие прав человека; с тех пор как она провозгласи¬ла, что все люди равны, что все одинаково призваны к свободе и человечности, — народные массы в Европе, во всем цивилизованном мире, мало-помалу просыпа¬ясь от сна, который их сковывал с тех пор, как христи¬анство усыпило их своими маковыми цветками, начи¬нают спрашивать себя, не имеют ли и они также права на равенство, свободу и человечность.
Как только этот вопрос был поставлен, народ, на¬правляемый своим удивительным здравым смыслом так же, как и своим инстинктом, всюду понял, что первым условием его действительного освобождения, или, если вы мне позволите это слово, его очеловечения, является коренное преобразование его экономических условий.
Вопрос о хлебе является для него, по справедливости, первым вопросом, ибо ещё Аристотель заметил: чело¬век, чтобы мыслить, чтобы свободно чувствовать, что¬бы сделаться человеком, должен быть свободен от забот материальной жизни» (Бакунин М.И. Анархия и порядок. Сочинения. – М.: Изд-во Эксмо-Пресс, 2000 г., стр. 162-163).

Совершенно очевидно, что Энгельс, в надгробной речи на могиле Маркса явно преувеличил его роль в открытии закона развития человеческой истории. 
Что касается о домарксовом непонимании решающей роли народных масс в истории, то об этом ниже.

6. О народе как творце истории

Здесь так же напрасный труд искать у основоположников марксизма что-либо приемлемое в качестве доказательства принадлежности им выражения «Народ - творец истории». А потому как и в случае с  выражением «Критерий истины – практика» отечественные учёные обществоведы демонстрируют чудеса казуистики в приписывании понимания народа как творца истории Марксу и Энгельсу. За примером далеко ходить не надо, а именно, открываем всё тот же «Философский словарь» и читаем статью «Народ» целиком:

«НАРОД – в обычном смысле – население государства, страны; в строго научном смысле это исторически изменяющаяся общность людей, включающая в себя ту часть, те слои, те классы населения, к-рые по своему объективному положению способны сообща участвовать в решении задач прогрессивного развития данной страны в данный период. Содержание понятия «Н.» как социологической категории отражает изменение социальной структуры об-ва; для первобытнообщинного строя различие терминов «население» и «Н.» не имело существенного значения, в антагонистических же формациях это различие весьма важно, ибо здесь имеет место раскол между господствующими эксплуататорскими группами населения и широкими народными массами. В социалистическом об-ве понятие «Н.» вновь охватывает все население, все его социальные группы, за исключением сил, препятствующих поступательному развитию. Важнейший критерий для признания определенных групп населения частью Н. – это их объективно обусловленная заинтересованность и способность участвовать в разрешении задач прогресса. В ходе общественного развития, по мере осуществления тех или иных революционных преобразований изменяются сами объективные задачи, меняется само содержание прогресса, а потому неизбежно изменяется и социальный состав тех слоев, к-рые на данном этапе составляют Н. Н., включая в себя в качестве своих гл. элементов непосредственных производителей - трудящихся, неэксплуататорские группы населения, тем не менее не может быть всегда сведен к этим классам и слоям. Это особенно важно учитывать в совр. условиях, когда развертываются широкие народные движения против милитаризма, за мир, демократию и социализм. Марксизм впервые установил, что Н., народные массы - решающая сила истории: как раз они создают все материальные и значительную часть духовных благ, обеспечивая этим решающие условия существования об-ва; они развивают производство, что ведет к изменению и развитию всей социальной жизни; они совершают революции, благодаря чему имеет место общественный прогресс. Роль народных масс как гл. субъекта, движущей силы социально-преобразующей деятельности возрастает с увеличением глубины и масштабов социальных  преобразований. Успешное развитие социализма возможно лишь тогда, когда трудящиеся массы на деле станут управлять делами государства и об-ва. В процессе перестройки   создаются   реальные   предпосылки решения этой исторической задачи» (Философский словарь / Под ред. Фролова. – 6-е изд., перераб. и доп. М.: Политиздат, 1991 г., стр. 277-278).

Итак, мы имеем очередное голословное утверждение отечественных обществоведов о том, что «Марксизм впервые установил, что народ, народные массы - решающая сила истории»

А что же основоположники народничества? Неужели они, в стремлении повысить сознание народа организовавшие целое движение под названием «Хождение в народ» для свержения царизма, некогда не задумывались на эту тему?
Конечно задумывались, ещё как задумывались! Это-та дума, как раз таки и привела их к народничеству в 30-е годы XIX века. Именно с осознания оторванности декабристов от народа и начинается народничество. Именно тогда, остро переживая поражение декабристов, Бакунин, Белинский, Герцен, Чернышевский и другие анализируя их неудачу выявили главный недостаток декабрьского восстания: оторванность декабристов от народа. Позднее, указывая на это, Герцен отмечал:

«На Исаакиевской площади... не хватало народа» (А.И. Герцен. Русский заговор 1825 г. М., 1926, стр. 22).

С тех пор тема народа как главной силы преобразования общества прочно вошла в сознание основоположников народничества. Осознавая оторванность декабристов от народа, они отдали все силы на его подготовку к выступлению против царизма. Они продолжили дело декабристов, создавая по всей  России множество подпольных, нелегальных кружков и тайных обществ, в которых пропагандировали, кроме всего прочего, необходимость участия народа в его собственном освобождении.
В 1843 году, в Цюрихе (Швейцария), вышла в свет, на немецком языке, работа Бакунина «Коммунизм» (тогда ещё Маркс и Энгельс даже не ведали такого слова, - уж не от Бакунина ли они о нём узнали?), где  он следующим образом указал на народ, как на творца истории:

«Народ – а под народом я понимаю большинство, ши¬рочайшую массу бедных и угнетённых, – народ, гово¬рю я, всегда был единственною творческою почвою, из которой только и произошли все великие деяния исто¬рии, все освободительные революции. Кто чужд народу, того все дела заранее поражены проклятием. Творить, действительно творить можно только при действитель¬ном электрическом соприкосновении с народом» (Бакунин М.И. Анархия и порядок. Сочинения. – М.: Изд-во Эксмо-Пресс, 2000 г., стр. 139).

В свою очередь Чернышевский  в 1858 году, в работе «Борьба партий во Франции при Людовике XVIII и Карле X», - опубликованной в виде двух статей в журнале «Современник» № 8—9) за указанный год, - рассуждая о реставрации монархии во Франции и бессилие противников Бурбонов говорил:

«Как ни рассуждать, а сильны только те стремления, прочны только те учреждения, которые поддерживаются массою народа» (Н.Г. Чернышевский. Соч. В 2-х. Т. 1. М.: Изд-во «Мысль» 1986 г., стр. 481).

7. О бродящем по Европе – призраке коммунизма

«Манифест Коммунистической партии», изданный Максом и Энгельсом в 1848 году в качестве программного документа «Союза коммунистов» начинается словами:

«Призрак бродит по Европе – призрак коммунизма. Все силы старой Европы объединились для священной травли этого призрака: папа и царь, Меттерних и Гизо, французские радикалы и немецкие полицейские.
Где та оппозиционная партия, которую ее противники, стоящие у власти, не ославили бы коммунистической? Где та оппозиционная партия, которая в свою очередь не бросала бы клеймящего обвинения в коммунизме как более передовым представителям оппозиции, так и своим реакционным противникам?
Два вывода вытекают из этого факта.
Коммунизм признаётся уже силой всеми европейскими силами.
Пора уже коммунистам перед всем миром открыто изложить свои взгляды, свои цели, свои стремления и сказкам о призраке коммунизма противопоставить манифест самой партии.
С этой целью в Лондоне собрались коммунисты самых различных национальностей и составили следующий «Манифест», который публикуется на английском, французском, немецком, итальянском, фламандском и датском языках.» (К.Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 4, стр. 423)

Такова преамбула «Манифест Коммунистической партии». Каким то чудным образом вся слава за сей труд целиком и полностью присвоена Марксу и Энгельсу. Кто такие, что делали и какова роль остальных, помимо Маркса и Энгельса, коммунистов самых различных национальностей собравшихся с целью составления указанного Манифеста - тайна за семью печатями. Очевидно и в этом вопросе должен быть наведён порядок. Нас же читатель, здесь интересует обнаружение, я бы даже сказал преподнесение, или открытие коммунизма участниками написания указанного «Манифеста» в качестве отправной точки его существования. Словно до этого, никакого материала о коммунизме и не было. По крайней мере, у нас в России, дело представлено так, как будто серьёзное отношение человечества к коммунизму начинается с обнародования «Манифеста Коммунистической партии», что до этого никто и не воспринимал  коммунизм в качестве реальной силы утвердившейся, по меньшей мере, в Европе, всерьёз и надолго.
О том, что это не верно убедительно свидетельствует хотя бы и указанная выше работа Бакунина «Коммунизм», в которой он, кроме всего прочего, писал:

«Коммунизм стал теперь мировым вопро¬сом, который ни один государственный деятель не мо¬жет игнорировать, а тем более разрешать просто силой…
Теперь власть христианства над государством исчезла. Современные государства, правда, ещё называют себя христианскими, но они уже таковыми не являются. Христианство служит для них только средством, а не источником и целью их существования. Они живут и действуют на началах, которые совершенно противоположны христианству. А то, что они ещё называют себя христианскими, есть лицемерие, более или менее сознательное лицемерие. В дальнейшем изложении мы надеемся доказать это ясно и неопровержимо. Мы исследуем важнейшие стороны современной государственной жизни и покажем, что христианство оказывается здесь только слабой тенью и что только нехристианское здесь действительно.
Но с тех пор как христианство перестало быть связующим и одухотворяющим европейские государства цементом, что же ещё связывает их, что сохраняет в них святыню согласия и любви, которые были возвещены им христианством? Святой дух свободы и равенства, дух чистой человечности, в громе и молнии открывшиеся людям во время французской революции и, подобно семенам новой жизни, разнесенные повсюду посредством революционных войн. Французская революция есть начало новой жизни. Многие так слепы, что думают, будто побороли и укротили её мощный дух. Жалкие люди, как ужасно будет их пробуждение! Нет, революционная драма ещё не закончена. Мы родились под революционной звездой, мы живём и все без исключения умрём под её влиянием. Мы находимся накануне великого всемирно-исторического переворота, мы – накануне новой борьбы, тем более опасной, что она будет носить не просто политический, но и принципиальный религиозный характер. Не следует предаваться иллюзиям: речь будет идти не меньше чем о новой религии, о религии демократии, которая под старым знаменем с надписью «Свобода, равенство и братство» начнёт свою новую борьбу, борьбу на жизнь и смерть.
Вот дух, породивший коммунизм. Этот дух ныне невидимо сплачивает воедино все народы без различия национальности. Этому духу, блестящему преемнику христианства, противятся ныне так наз[ываемые] христианские правительства и все монархические правители и владыки, ибо они прекрасно знают, что их мнимое христианство, их корыстные дела не в состоянии будут вынести его пламенного взора» (Бакунин М.И. Анархия и порядок. Сочинения. – М.: Изд-во Эксмо-Пресс, 2000 г., стр. 133, 140-141).

Это было сказано Бакуниным за пять лет до выхода в свет «Манифеста Коммунистической партии».

8. Об  истории становления человечества

В 1884 году, в Цюрихе (Швейцария) вышла в свет работа Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства», которая, согласно предисловию автора, представляет собой в известной мере выполнение завещания Маркса, начавшего заниматься этой темой в 1880-1881 годах. В данном случае, для наглядности, из всего сказанного там я приведу две выдержки: одна связана с периодизацией истории (первая глава целиком), другая - с зарождением рабства:

«I ДОИСТОРИЧЕСКИЕ СТУПЕНИ КУЛЬТУРЫ
Морган был первый, кто со знанием дела попытался внести в предысторию человечества определенную систему, и до тех пор, пока значительное расширение материала не заставит внести изменения, предложенная им периодизация несомненно останется в силе.
Из трех главных эпох — дикости, варварства, цивилизации — его, само собой разумеется, занимают только две первые и переход к третьей. Каждую из этих двух эпох он подразделяет на низшую, среднюю и высшую ступень сообразно с прогрессом в производстве средств к жизни, потому что, говорит он, «искусность в этом производстве имеет решающее значение для степени человеческого превосходства и господства над природой; из всех живых существ только человеку удалось добиться почти неограниченного господства над производством продуктов питания. Все великие эпохи человеческого прогресса более или менее прямо совпадают с эпохами расширения источников существования»32.
Наряду с этим происходит развитие семьи, но оно не даёт таких характерных признаков для разграничения периодов.
1. ДИКОСТЬ
1. Низшая ступень. Детство человеческого рода. Люди находились еще в местах своего первоначального пребывания, в тропических или субтропических лесах. Они жили, по крайней мере частью, на деревьях; только этим и можно объяснить их существование среди крупных хищных зверей. Пищей служили им плоды, орехи, коренья; главное достижение этого периода — возникновение членораздельной речи. Из всех народов, ставших известными в исторический период, уже ни один не находился в этом первобытном состоянии. И хотя оно длилось, вероятно, много тысячелетий, доказать его существование на основании прямых свидетельств мы не можем; но, признав происхождение человека из царства животных, необходимо допустить такое переходное состояние.
2. Средняя ступень. Начинается с введения рыбной пищи (куда мы относим также раков, моллюсков и других водяных животных) и с применения огня. То и другое взаимно связано, так как рыбная пища делается вполне пригодной к употреблению лишь благодаря огню. Но с этой новой пищей люди стали независимыми от климата и местности; следуя по течению рек и по морским берегам, они могли даже в диком состоянии расселиться на большей части земной поверхности. Грубо сделанные, неотшлифованные каменные орудия раннего каменного века, так называемые палеолитические, целиком или большей частью относящиеся к этому периоду, распространены на всех континентах и являются наглядным доказательством этих переселений. Заселение новых мест и постоянное деятельное стремление к поискам, в соединении с обладанием огнем, добывавшимся трением, доставили новые средства питания: содержащие крахмал корни и клубни, испеченные в горячей золе или пекарных ямах (земляных печах), дичь, которая, с изобретением первого оружия, дубины и копья, стала добавочной пищей, добываемой от случая к случаю. Исключительно охотничьих пародов, как они описываются в книгах, то есть таких, которые живут только охотой, никогда не существовало; для этого добыча от охоты слишком ненадежна. Вследствие постоянной необеспеченности источниками питания на этой ступени, по-видимому, возникло людоедство, которое с этих пор сохраняется надолго. Австралийцы и многие полинезийцы и теперь еще находятся на этой средней ступени дикости.
3. Высшая ступень. Начинается с изобретения лука и стрелы, благодаря которым дичь стала постоянной пищей, а охота — одной из обычных отраслей труда. Лук, тетива и стрела составляют уже очень сложное орудие, изобретение которого предполагает долго накапливаемый опыт и более развитые умственные способности, следовательно, и одновременное знакомство со множеством других изобретений. Сравнивая друг с другом народы, которые знают уже лук и стрелу, но ещё не знакомы с гончарным искусством (его Морган считает началом перехода к варварству), мы действительно находим уже некоторые зачатки поселения деревнями, известную степень овладения производством средств существования: деревянные сосуды и утварь, ручное ткачество (без ткацкого станка) из древесного волокна, плетеные корзины из лыка или камыша, шлифованные (неолитические) каменные орудия. Огонь и каменный топор обычно дают также возможность уже делать лодки из цельного дерева, а местами изготовлять бревна и доски для постройки жилища. Все эти достижения мы встречаем, например, у индейцев северо-запада Америки, которые хотя и знают лук и стрелу, но не знают гончарного дела. Для эпохи дикости лук и стрела были тем же, чем стал железный меч для варварства и огнестрельное оружие для цивилизации, — решающим оружием.
2. ВАРВАРСТВО
1. Низшая ступень. Начинается с введения гончарного искусства. Можно доказать, что во многих случаях и, вероятно, повсюду оно было обязано своим возникновением обмазыванию плетеных или деревянных сосудов глиной с целью сделать их огнеупорными. При этом скоро нашли, что формованная глина служит этой цели и без внутреннего сосуда.
До сих пор мы могли рассматривать ход развития как вполне всеобщий, имеющий в определенный период силу для всех народов, независимо от их местопребывания. Но с наступлением варварства мы достигли такой ступени, когда приобретает значение различие в природных условиях обоих великих материков. Характерным моментом периода варварства является приручение и разведение животных и возделывание растений. Восточный материк, так называемый Старый свет, обладал почти всеми поддающимися приручению животными и всеми пригодными для разведения видами злаков, кроме одного; западный же материк, Америка, из всех поддающихся приручению млекопитающих — только ламой, да и то лишь в одной части юга, а из всех культурных злаков только одним, но зато наилучшим, — маисом. Вследствие этого различия в природных условиях население каждого полушария развивается с этих пор своим особым путем, и межевые знаки на границах отдельных ступеней развития становятся разными для каждого из обоих полушарий.
2. Средняя ступень. На востоке начинается с приручения домашних животных, на западе – с возделывания съедобных растении при помощи орошения и с употребления для построек адобов (высушенного на солнце кирпича-сырца) и камня.
Мы начинаем с запада, так как здесь, до завоевания Америки европейцами, дальше этой ступени нигде не пошли.
Индейцам, находившимся на низшей ступени варварства (к ним принадлежали все, кто жил к востоку от Миссисипи), был известен уже ко времени их открытия какой-то способ выращивания в огородах маиса и, возможно, также тыквы, дыни и других огородных растений, которые составляли весьма существенную часть их питания; они жили в деревянных домах, в обнесенных частоколом деревнях. Северо-западные племена, особенно обитавшие в бассейне реки Колумбии, стояли еще на высшей ступени дикости и не знали ни гончарного искусства, ни какого бы то ни было возделывания растений. Напротив, индейцы, относящиеся к так называемым пуэбло в Новой Мексике, мексиканцы, обитатели Центральной Америки и перуанцы находились ко времени завоевания на средней ступени варварства: они жили в похожих на крепости домах из адобов или камня, выращивали в искусственно орошаемых огородах маис и другие — различные, в зависимости от местоположения и климата, — съедобные растения, служившие им главными источниками питания, и даже приручили некоторых животных: мексиканцы – индюка и других птиц, перуанцы — ламу. К тому же они были знакомы с обработкой металлов, но за исключением железа, и поэтому они все еще не могли обходиться без оружия и орудий из камня. Испанское завоевание оборвало всякое дальнейшее самостоятельное их развитие.
На востоке средняя ступень варварства началась с приручения животных, дающих молоко и мясо, между тем как культура растений, по-видимому, еще очень долго в течение этого периода оставалась здесь неизвестной. Приручение и разведение скота и образование крупных стад, по-видимому, послужили причиной выделения арийцев и семитов из прочей массы варваров. У европейских и азиатских арийцев домашние животные имеют еще общие названия, культурные же растения – почти никогда.
Образование стад вело к пастушеской жизни в пригодных для этого местах: у семитов – на травянистых равнинах вдоль Евфрата и Тигра, у арийцев – на подобных же равнинах Индии, а также вдоль Оксуса и Яксарта (Современные названия Амударья и Сырдарья – В.К.), Дона и Днепра. Впервые приручение животных было достигнуто, по-видимому, на границах таких пастбищных областей. Позднейшим поколениям кажется поэтому, что пастушеские народы произошли из местностей, которые в действительности не только не могли быть колыбелью человечества, но, напротив, были почти непригодны к жизни для их диких предков и даже для людей, стоявших на низшей ступени варварства. Наоборот, после того как эти варвары, находящиеся на средней ступени, привыкли к пастушеской жизни, им никак не могло прийти в голову добровольно вернуться из травянистых речных долин в лесные области, в которых обитали их предки. И даже когда семиты и арийцы были оттеснены дальше, на север и запад, они не могли перебраться в западноазиатские и европейские лесистые местности раньше, чем возделывание злаков не дало им возможности прокармливать свой скот, особенно зимой, на этой менее благоприятной почве. Более чем вероятно, что возделывание злаков было вызвано здесь прежде всего потребностью в корме для скота и только впоследствии стало важным источником питания людей.
Обильному мясному и молочному питанию арийцев и семитов и особенно благоприятному влиянию его на развитие детей следует, быть может, приписать более успешное развитие обеих этих рас. Действительно, у индейцев пуэбло Новой Мексики, вынужденных кормиться почти исключительно растительной пищей, мозг меньше, чем у индейцев, стоящих на низшей ступени варварства и больше питающихся мясом и рыбой. Во всяком случае, на этой ступени людоедство постепенно исчезает и сохраняется лишь как религиозный акт или, что здесь почти равносильно, как колдовской обряд.
3. Высшая ступень. Начинается с плавки железной руды и переходит в цивилизацию в результате изобретения буквенного письма и применения его для записывания словесного творчества. Эта ступень, самостоятельно пройденная, как уже сказано, лишь в восточном полушарии, более богата успехами в области производства, чем все предыдущие ступени, вместе взятые. К ней принадлежат греки героической эпохи, италийские племена незадолго до основания Рима, германцы Тацита, норманны времен викингов (В издании 1884 г. вместо слов «германцы Тацита, норманны времен викингов» напечатано: «германцы Цезаря (или, как бы мы охотнее сказали, Тацита)». Ред.) .
Прежде всего мы впервые встречаем здесь плуг с железным лемехом, с домашним скотом в качестве тягловой силы; благодаря ему стало возможно земледелие в крупном размере, полеводство, а вместе с тем и практически неограниченное для тогдашних условий увеличение жизненных припасов; затем — корчевка леса и превращение его в пашню и луг, что опять-таки в широких масштабах невозможно было производить без железного топора и железной лопаты. А вместе с тем начался также быстрый рост населения, которое стало более густым на небольших пространствах. До возникновения полеводства должны были сложиться совершенно исключительные условия, чтобы полмиллиона людей позволило объединить себя под единым центральным руководством; этого, вероятно, никогда и не случалось.
Полный расцвет высшей ступени варварства выступает перед нами в поэмах Гомера, особенно в «Илиаде». Усовершенствованные железные орудия, кузнечный мех, ручная мельница, гончарный круг, изготовление растительного масла и виноделие, развитая обработка металлов, переходящая в художественное ремесло, повозка и боевая колесница, постройка судов из бревен и досок, зачатки архитектуры как искусства, города, окруженные зубчатыми стенами с башнями, гомеровский эпос и вся мифология — вот главное наследство, которое греки перенесли из варварства в цивилизацию. Сравнивая с этим данное Цезарем и даже Тацитом описание германцев , находившихся в начальной стадии той самой ступени культуры, из которой готовились перейти в более высокую гомеровские греки, мы видим, какое богатство достижений в развитии производства имеет высшая ступень варварства.
Набросанная здесь мной, по Моргану, картина развития человечества через ступени дикости и варварства к истокам цивилизации уже достаточно богата чертами новыми и, что ещё важнее, неоспоримыми, так как они взяты непосредственно из производства. И все же эта картина покажется бледной и жалкой по сравнению с той, которая развернётся перед нами в конце нашего странствования; лишь тогда будет возможно в полной мере осветить переход от варварства к цивилизации и разительную противоположность между ними обоими. Пока же мы можем обобщить моргановскую периодизацию таким образом: дикость — период преимущественно присвоения готовых продуктов природы; искусственно созданные человеком продукты служат главным образом вспомогательными орудиями такого присвоения. Варварство — период введения скотоводства и земледелия, период овладения методами увеличения производства продуктов природы с помощью человеческой деятельности. Цивилизация — период овладения дальнейшей обработкой продуктов природы, период промышленности в собственном смысле этого слова и искусства.
…
Увеличение производства во всех отраслях — скотоводстве, земледелии, домашнем ре¬месле — сделало рабочую силу человека способной производить большее количество про¬дуктов, чем это было необходимо для поддержания ее. Вместе с тем оно увеличивало еже¬дневное количество труда, приходившееся на каждого члена рода, домашней общины или отдельной семьи. Появилась потребность в привлечении новой рабочей силы. Война достав¬ляла ее: военнопленных стали обращать в рабов. Первое крупное общественное разделение труда вместе с увеличением производительности труда, а следовательно, и богатства, и с расширением сферы производительной деятельности, при тогдашних исторических услови¬ях, взятых в совокупности, с необходимостью влекло за собой рабство. Из первого крупного общественного разделения труда возникло и первое крупное разделение общества на два класса — господ и рабов, эксплуататоров и эксплуатируемых.
Как и когда стада из общего владения племени или рода перешли в собственность глав отдельных семей, об этом мы ничего до сих пор не знаем. Но в основном переход этот дол¬жен был произойти на этой ступени. А с приобретением стад и прочих новых богатств в се¬мье произошла революция. Промысел всегда был делом мужчины, средства для промысла изготовлялись им и были его собствен¬ностью. Стада были новыми средствами промысла; их первоначальное приручение, а позд¬нее уход за ними были делом мужчины. Поэтому скот принадлежал ему; ему же принадле¬жали и полученные в обмен на скот товары и рабы. Весь избыток, который теперь давал промысел, доставался мужчине; женщина участвовала в потреблении его, но не имела доли в собственности. «Дикий», воин и охотник, довольствовался в доме вторым местом после женщины, «более кроткий» пастух, кичась своим богатством, выдвинулся на первое место, а женщину оттеснил на второе. И она не могла жаловаться» (К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч. Изд. 2-е. Т. 21, стр. 28-33, 161-162).

А за 15 (пятнадцать!) лет до этого, Бакунин писал следующее:

«Вначале человек, это всеядное животное, жил, подобно другим животным, плодами и овощами, охотой и рыбной ловлей. В продолжение многих веков, без сомнения, человек охотился и ловил рыбу так, как это делают и ныне животные, т. е. без помощи других орудий, кроме тех, которыми его одарила природа. В первый раз, как он воспользовался самым грубым орудием, простой палкой или камнем, он совершил акт мышления и выказал себя, разумеется, нисколько этого не подозревая, животным мыслящим — человеком. Ибо даже самое простое орудие должно соответствовать намеченной цели, и, следовательно, пользование им предполагает известную сообразительность ума, которая существенно отличает человека — животного от всех других земных животных. Благодаря этой способности мыслить, обдумывать, изобретать человек усовершенствовал, правда, очень медленно, в продолжение многих веков, свои орудия и превратился в охотника или в вооруженного дикого зверя.
Достигши этой первой ступени цивилизации, маленькие группы людей, естественно, могли питаться с большей легкостью, убивая живые существа, не исключая людей, тоже служивших им на пищу, чем животные, лишенные орудий охоты и войны. А так как размножение животных всегда прямо пропорционально количеству средств пропитания, то очевидно, число людей должно было увеличиваться в большей пропорции, чем число животных других пород, и, наконец, должен был наступить момент, когда невозделанная земля не была уже в состоянии прокормить всех людей.
Если бы  человеческий разум не обладал способностью прогресса, если бы он не развивался все больше и больше, с одной стороны, опираясь на традицию, сохраняющую для будущих поколений знания, добытые прошлыми поколениями, а с другой стороны, распространяясь благодаря дару слова, неотделимого от дара мысли, если бы он не был одарён неограниченной способностью изобретать всё новые способы для защиты человеческого существования против всех враждебных ему сил природы, — эта недостаточность природных средств к существованию явилась бы непреодолимой гранью для размножения человеческой породы.
Но благодаря этой драгоценной способности, позволяющей ему познавать, размышлять и понимать, человек может перешагнуть чрез эту естественную грань, останавливающую развитие всех других животных пород. Когда естественные источники истощились, он создал искусственные. Пользуясь не своей физической силой, но превосходством своего ума, он начал не просто убивать животных, чтобы их немедленно пожрать, а подчинять их, приручать и как бы воспитывать, чтобы сделать пригодными для своих целей. И таким образом, на протяжении веков еще группы охотников превращаются в группы пастухов.
Этот новый источник пропитания, естественно, ещё умножил человеческую породу, что привело ее к необходимости создать новые средства к поддержанию жизни. Когда эксплуатация животных стала недостаточной, люди стали эксплуатировать землю. Таким образом, бродячие и кочевые народы обратились на протяжении многих других веков в народы земледельческие.
В этот-то период истории и устанавливается, собственно говоря, рабовладельчество. Люди, бывшие самыми что ни на есть дикими зверями, начали с пожирания убитых ими или взятых в плен неприятелей. Но когда они начали понимать всю выгоду заставлять животных служить себе и эксплуатировать их, а не убивать сейчас же, то они должны были скоро понять, какую пользу они могли извлечь из услуг человека, самого умного из земных животных. Побеждённый враг перестал быть пожираем, но становился рабом, принужденным исполнять работу, необходимую для пропитания своего хозяина.
Труд пастушеских народов столь легок и прост, что для него почти не требуется работы рабов. Поэтому мы видим, что у кочующих и пастушеских народов число рабов очень ограниченно, чтоб не сказать почти равно нулю. Другое дело у народов оседлых и земледельческих. Земледелие требует настойчивого, ежедневного и тягостного труда. Свободный человек лесов и степей, охотник или скотовод, берется за земледелие с большим отвращением. Поэтому мы видим и в настоящее время, например, у диких народов Америки, что самые тягостные и отвратительные домашние работы возлагаются на существо сравнительно слабое, на женщину. Мужчины не знают других занятий, кроме охоты, войны, которые даже и в нашей цивилизации считаются самыми благородными занятиями, и, презирая всякий другой труд, лениво лежат, куря свои трубки, между тем как их несчастные жены, эти естественные рабыни грубого человека, изнемогают под тяжестью своего ежедневного труда.
Шаг вперёд в цивилизации, и работа жены возлагается на раба. Вьючное животное, одарённое умом, принужденное нести всю тягость физической работы, даёт своему господину возможность досуга и интеллектуального и морального развития» (Бакунин М.И. Анархия и порядок. Сочинения. – М.: Изд-во Эксмо-Пресс, 2000 г., стр. 405-406).

Это было сказано Бакуниным в октябре 1869 года, в швейцарской газете «Прогресс» №20 (издававшейся в городе Локле), в качестве продолжения своей работы «Физиологический или естественный патриотизм» являвшейся составной частью серии его работ публикуемых в этой газете под общим названием «Письма о патриотизме» и подзаголовком «К товарищам Международного общества рабочих Локля и Шо-деФона».
Не маловажно указать и тот факт, что работа Л. Моргана «Древнее общество» послужившее причиной обращения к рассматриваемой теме Марксом в 1880-1881 годах, и ставшее путеводной звездой Энгельса в 1884 году при написании им «Происхождения семьи, частной собственности и государства», вышла в свет в 1877 году, т.е. спустя восемь лет после сказанного Бакуниным в «Письмах о патриотизме».

Таковы факты.

Заключение

Моей целью было освещение ряда основополагающих вопросов XIX века, занимавших умы человечества в области обществоведения, через призму их решения основоположниками народничества. И не столько для того, чтобы высветить их приоритет в каждом отдельном случае, или указать на существование в России XIX века умов не менее, а то и более достойных быть признанными авторитетами в истории человечества, сколько для того, чтобы показать какую грубую ошибку мы совершили, и совершаем раболепствуя перед заграницей, слепо перенимая чужую теорию и практику. 
Я привёл лишь маленькую толику высказываний основоположников народничества из их богатого творческого наследия. Впереди большая работа по восстановлению преемственности теории и практики развития России с исконно российской традицией и культурой, с теорией и практикой россиян. Нам ещё только предстоит очистить зёрна основоположников народничества (Бакунин, Белинский, Герцен и Чернышевский) от плевел основоположников марксизма (Маркс и Энгельс). Но и теперь, сейчас,  кто не глуп и не враг российского народа, тот без труда узреет, что даже то малое, что приведено мной в качестве сравнения ответов на вопросы своего времени, - говорю так, ибо и основоположники народничества и основоположники марксизма творили в одно и то же время, - однозначно свидетельствует, что сказанное основоположниками народничества не только не уступает, но и зачастую превосходит сказанное основоположниками марксизма, как, например, в случае с положением о необязательности для всех народов безоговорочного прохождения всех ступеней развития человечества, которое было блестяще научно обосновано основоположниками народничества и подтверждено сначала на практике России, а потом и на практике ряда других государств, скажем, Китая.
Но мы откровенно наплевали на своих пророков и жестоко поплатились, и до сих пор платим за это. В том числе, как это было показано выше, и в области обществоведения. Поражение революции 1905-1907 годов, и последовавшая затем чехарда с двумя революциями 1917 года, приход к власти буржуев во главе с Ельциным в 1991-1993 годах, в результате чего всякий раз гибли десятки миллионов россиян: только при Ельцине с 1991 по 2000 год численность населения России сократилась без малого, а то и более, чем на 10 (десять!) миллионов человек, большинство из которых стали жертвами власти и вскормленного ею криминала. Но и сегодня находятся умники твердящие о том, что мы не то и не так строим, о необходимости следования основоположникам марксизма, и в соответствии с их учением двигаться в выработанном ими фарватере формационной теории, которое, якобы, подтверждается на примере развития западноевропейских стран.
Дураки и наши враги вновь стараются уложить нас в прокрустово ложе марксизма. И так будет всегда, пока мы не заимеем своё ложе, на котором будем править дураков и наших врагов. Только так мы можем избавиться от них. При всей верности положений марксизма  в части развития общества относительно западноевропейских стран, нам он однозначно не подходит. Что касается его верности относительно истории развития западноевропейских стран, так это потому, что он и был скроен и сшит с натуры западноевропейских стран. Как писал Маркс в выше приведённой цитате (не беда коли повторюсь):

«Предметом моего исследования в настоящей работе является капиталистический способ производства и соответствующие ему отношения производства и обмена. Классической страной этого способа производства является до сих пор Англия. В этом причина, почему она служит главной иллюстрацией для моих теоретических выводов. Но если немецкий читатель станет фарисейски пожимать плечами но поводу условий, в которые поставлены английские промышленные и сельскохозяйственные рабочие, или вздумает оптимистически успокаивать себя тем, что в Германии дело обстоит далеко не так плохо/то я должен буду заметить ему: De te fa-bula narratur! [He твоя ли история это!].
Дело здесь, само по себе, не в более или менее высокой ступени развития тех общественных антагонизмов, которые вытекают из естественных законов капиталистического производства. Дело в самих этих законах, в этих тенденциях, действующих и осуществляющихся с железной необходимостью. Страна, промышленно более развитая, показывает менее развитой стране лишь картину ее собственного будущего…
Всякая нация может и должна учиться у других. Общество, если даже оно напало па след естественного закона своего развития, – а конечной целью моего сочинения является открытие экономического закона движения современного общества, – не может ни перескочить через естественные фазы развития, ни отменить последние декретами. Но оно может сократить и смягчить муки родов…
Я смотрю на развитие экономической общественной формации: как на естественноисторический процесс» (См. выше).

Немудрено, что Маркс глядя на капиталистический способ производства, так удачно описал его. Плохо, что свои выводы, сделанные им  преимущественно на основе существующего капиталистического способа производства в Англии, он стал распространять на другие страны в качестве непреложной истины.
И потом, учиться у других, не значить копировать у других, а значит развивать отталкиваясь от ранее достигнутого, вплоть до отказа от ранее достигнутого. Разумеется всё это пустое, для того, кто смотрит на развитие экономической общественной формации: как на естественноисторический процесс; кто задавшись целью открытия экономического закона движения современного общества ограничился исследованием существующего капиталистического способа производства в Англии.
Отсюда вывод: прежде чем перенимать заграничное следует внимательно посмотреть у себя. Уверяю, что за малым исключением у нас найдётся то, что мы хотим перенять, даже если и не лучшего качества, то, по крайней мере, не уступающего заграничному.
А для этого мы должны рачительно относиться к достижениям отечественной теории и практики. Беречь и преумножать свои таланты, и не раскидываться ими. Создавать свои научные школы и мастерские, чтобы в случае необходимости не катиться по всему полю от края до края, от современности до зарождения Руси, а иметь возможность со знанием дела вернуться в ближайшую научную школу или мастерскую, откуда выросли ноги постигших нас неудач, с тем, чтобы ликвидировать их с наименьшими потерями во всех областях человеческой деятельности.

______________________

P.S.   В свете выше сказанного, приглашаю всех к поиску светочей отечества (как прошлого, так и настоящего времени, как признанных, так и не признанных), и выявлению их вклада в копилку достижений человечества.